Моё местечко Барановка … «Барановкер стрицерс» называли нас. И за что? – За то, что мы любили чистоту, порядок и великолепие. Я не погрешу против истины, если скажу: «окно в Европу», очевидно, открывалось сначала у нас и лишь затем в соседних местечках. Мы выглядели странными в глазах соседей своей склонностью к чистоте, свежему воздуху и воде. 

Помню, как удивлялись люди, когда в нашем доме были установлены зимой двойные форточки в окнах, в то время как в остальных домах окна заклеивались бумагой на всю зиму, чтобы вовнутрь, Боже сохрани, не проникло немного холодного воздуха. Мы также были единственными в своём роде, когда приобрели деревянную ванну для мытья дома вместо хождения в общественную баню. 

С быстротой распространялись в нашем местечке правила гигиены, и мы были, во всяком случае, считали себя передовыми во всём. Также успешно развивались у нас дружеские отношения с неевреями. Деловые связи с людьми двух вероисповеданий поддерживлись не только родителями. Нам разрешалось встречаться с христианской молодёжью в свободное от учёбы время. 

До сих пор, погружаясь в мысли, я непроизвольно пишу несколько строк по-русски. Евгения Яковлевна Перлмутр – так звали меня в еврейско-русском обществе. Не просто по-домашнему Шейнлэ, или Женя, как в народной школе, а именно так, как упоминалось выше. И другие друзья были согласны с подобными именами. Но это было в юности. Помню, как в детстве у меня произошёл неприятный случай. Наш дом был напротив христианской церкви. Что-то толкало меня войти и посмотреть, что делается там внутри. Однажды я отважилась и вошла. Увидела священника, предметы религиозного культа и молящихся. Никто не обратил на меня внимания. Во время молитвы все упали на колени, продолжала стоять лишь я. Невидимая рука пыталась нагнуть меня и поставить на колени, но я убежала. Ничего страшного не произошло. 

Затем я стала заглядывать в дома русской интеллигенции, не пострадав от этого. Мы вместе устраивали прогулки в большом парке, ходили на поляны, собирали красные ягоды, плыли на лодке по чудесной реке Случь, протекающей вблизи нашего местечка, и даже вместе устраивали постановки, в том числе несколько пьес Чехова. Русские интеллигенты посещали наши представления вместе с просвещённой еврейской молодёжью. Мы лелеяли мечты о братстве и равенстве. 

Так продолжалось до тех пор, пока к власти пришли красные, и я не поехала в Харьков продолжать учёбу. Моя сестра Бейла была уже в Эрец-Исраэль. С ранних лет она мечтала об этом. Мы были сердечно привязаны, но Бэйла уехала одна в Польшу. Там она полностью посвятила себя детям сиротского дома И.Белкинда. Через некоторое время сестра репатриировалась в Эрец-Исраэль.

Я жила в интернате для девушек педагогического института в Харькове. Зима была тяжёлой и жестокой, не было топлива. Мы были полуголодные, но я принимала всё с любовью, поскольку верила в построение социализма и братство народов. 

Но в одно прекрасное утро пришло заявление от семьи Х., наших соседей из Барановки, в котором указывалось, что я не достойна пользоваться благами государства, поскольку являюсь сионисткой из буржуазной семьи и т.д. Ведь у моего отца блаженной памяти была маленькая смолокурня, в которой он работал сам и иногда брал себе помощников. Этой семье папа помогал открыто и втайне. Но их положение было тяжёлым, и они всегда завидовали мне и моей сестре за то, что наши родители жили экономно и посылали нас учиться. В результате этого доноса меня вскоре исключили из института, и я была вынуждена вернуться домой. 

Прошло немного времени, и я стала свидетелем кровавых событий. До конца жизни буду я помнить вторжение в наш дом погромщиков. Особенно буду помнить дерево, которым мы гордились. Погромщики излили на него свою ярость и выкорчевали. Оно давало необыкновенные белые вишни (марель). От смерти мы спаслись только благодаря хранившимся в погребе запасам варенья, фруктовых напитков и других лакомств, которые приготовила мама (чистая душа и благословенные руки). Спустившиеся в погреб погромщики набросились с жадностью на лакомства и забыли про нас. Это нас спасло.

Пусть эта заметка послужит поминальной свечой для наших близких, погибших в те дни и во время последней Катастрофы.