На квартире в еврейской семье местечка Ушомир

Николай Паламарчук (Украина, м. Ушомир)., 2010 г.

 

Антон Выговский 1924 г.р., житель села Садыбное, что примерно в 8-ми километрах от Ушомира учился в Ушомирской школе и жил на квартире в семье евреев в центре местечка. Квартирантов было два: с ним еще жил Шваб Володя. Это были нелегкие 1938-й, 1939-й и 1940-й годы.
Хозяин семьи – заготовитель, а его жена – домохозяйка. В семье было 3-е детей. Старшая – дочь, учащаяся 5-класса. Еще два сына: 2-классник Лева и маленький Фима, около года от рождения.
Земли семья не имела. Только маленький участок возле дома.
Дом был 4-й по счету от православной церкви по направлению от центра по дороге к Коростеню. В числе немногих он сохранился до сих пор.

Деревянный, под соломенной крышей с глинобитным полом дом функционально разделен на 3 зоны. Дверь со двора входила в сени. Она открывалась вовнутрь, чтобы никто ее не мог подпереть снаружи. В сенях налево – дверь в жилую комнату. С другой стороны был хлев, где содержалась лошадь. В большой комнате с печью была перегородка, отделяющая место для квартирантов. Изготовлена из невысоких сосновых досок так, что возле потолка оставалась 30 – 40 сантиметровая щель. Это для циркуляции воздуха, ведь тепло поступало с одного места – от печи. Перегородка в доме осталась и после войны. Она существовала до 2000-х годов.

В зоне для квартирантов было два окна, стол и одна кровать. У хозяев — две кровати, одна из которых маленькая для детей. Хозяин спал на печи, свесив ноги.
Все в семье говорили по-еврейски. Взрослые евреи понимали украинцев, а те евреев обычно нет. Дети евреев плохо ориентировались на украинском. Ради хохмы ребята могли научить друг друга совершенно не тем словам. Антона, под видом приветствия научили говорить по-еврейски фразу, что в переводе: «Опасайтесь меня, я могу что-то украсть». Всегда смеялись, когда парень ее произносил. И лишь когда тот так «поприветствовался» в другом еврейском доме, — карты раскрылись.
В свою очередь, украинские мальчики так же шутили над еврейскими детьми. Девочку по фамилии Исбург из еврейской школы хлопцы обучили стихотворению с искаженными словами. При изучении наизусть стихов из народного украинского фольклора ребята заменили слова:

«А мы просо сиялы-сиялы,
А дид ладо вытопкав-вытопкав» на такие:
«А мы просо сиялы-сиялы,
А дид бабу вытопкав-вытопкав».

Играли все вместе, водили дружбу и личные симпатии. К ребятам приходили еврейские девочки. Чаще всего Латман Аделя. А также две девушки с одинаковой фамилией и именами: Кипнис Маня. Та из них, что повыше ростом нравилась Антону. Он помогал девочкам решать задачи по химии, физике, математике. Эти предметы он хорошо знал, и в будущем стал учителем математики. После подготовки уроков все вместе, вплоть до полуночи играли в карты.
Свинину в пищу евреи не употребляли. В почете были молочные продукты, курятина. Но хоть как хозяйка не ругалась, а хозяин все же не мог не устоять от соблазна съесть шкварку, когда квартиранты жарили сало в их печи. Мало того, он брал на руки младенца-сына и давал ему пососать кусочек сала. После этого возмущенная мать ребенка тщательно мыла сыну лицо, прежде чем поцеловать.

Суббота для евреев была днем выходным и святым. До наступления субботы женщина готовила картофельное жаркое из курицы (челнт). А мужчина шел в синагогу. Собираясь, он одевал капоту и круглую шапочку-ермолку.

Источником света в вечернее время была лампа-керосинка. А в субботний вечер в доме зажигалась свеча, но тушить ее хозяевам было не позволено. Они должны были кого-то нанять. И это уже было задание для квартирантов — тушить перед сном свечу.

В сенях стояла сечькарня с ручным приводом, на которой измельчали солому на сечьку для кормления лошади. Ребята в свободное время помогали хозяину вращать колеса привода, а он подавал в приемник солому.

На выходные дни Антон и Володя расходились по домам.
При расчете с хозяевами квартиранты обходились без денег: привозили из села продукты, обеспечивали семью на зиму дровами.

Хозяину разрешалось иметь лошадь только потому, что он был заготовитель. Он колесил по селам и принимал от людей кости животных, тряпье, яйца, шкуры. Редко расчет производился деньгами. Чаще — в обмен на рыболовные крючки, кротоловки, керамические свистки ушомирского производства.
Отношение хозяев к ребятам было лояльным и по-отцовски дружелюбным. На всю жизнь остались у ребят теплые и романтические воспоминания о той поре. Под конец своего пребывания в еврейской семье ребята уже немного научились понимать, а некоторые фразы и произносить по-еврейски. Антона этот опыт в жизни не раз выручал на войне, в плену, в концлагере. Ведь язык ушомирских евреев имел много общего с немецким.

Во время войны семья эвакуировалась. Хозяин завез повозкой свою семью на железнодорожную станцию и посадил на поезд. А сам отправился в путь один со своим конем. Больше о нем не слышали. Скорее всего он погиб. Младший их сын умер. Всех их родственников и знакомых, которые остались в Ушомире немцы расстреляли.

После войны мать с детьми вернулась в Коростень. Вскоре дочь, закончив школу, пошла учиться в институт.

Жизнь налаживалась, но раны от войны остались навсегда. Разрушены семи и судьбы, разобщена и практически уничтожена компактная и дружная еврейская община в Ушомире.

Лишь один раз, после войны, Выговский Антон Григорьевич встретил в г.Коростень свою прежнюю хозяйку и поведал от нее, к сожалению, не очень радужную прозу жизни ее семьи.

No Comments

Post A Comment